А если художник к тому же обладает блестящим мастерством рисовальщика и виртуозно-точным глазом архитектора, как обладает ими архитектор и художник Эдуард Путинцев, — быстрые акварельные этюды и перьевые на броски из дорожного альбома, композиционные пейзажи, более длительные, неизменно сделанные и законченные натуре, обретают тот смысл, который изначально несло в себе искусство. Мы, зрители, не просто знакомимся с красивым "видом" — мы проникаемся настроением художника — его восторженной молитвой во славу творения Божьего. Ведь что такое подлинное искусство как не молитва перед образом природы, человека — всего сущего на Земле!

"География" странствий Эдуарда Путинцева впечатляет своим разнообразием Мальта и Енисей, Корсика и Прибалтика, Сицилия и Псков, Монголия и Заполярье, Куба и Африка... Но особенного удивления это не вызывает. ХХ век сместил представления о времени и пространстве, сократил расстояния. Многие наши современники могут похвалиться тем, что объездили весь мир, побывали в самых отдаленных друг от друга уголках. А поражает и удивляет в Э.Путинцеве то, что он не летает, не мечется, а словно бы бродит по земле, как пеший странник, как паломник к святым местам; пристально вглядывается в каждый открывающийся перед ним изгиб реки, поворот дороги, переплетение черных веток на белом снегу. Тренированная рука талантливого архитектора с безукоризненной меткостью воспроизводит пропорции, рисунок, силуэт — и величественного мальтийского собора (Мальта" 1998), и псковского Кремля ("Псковский кром". 1980), и готического шпиля в конце средневековой улочки Риги ("Рига Диптих". 1974). С такой же абсолютной точностью возникают в акварелях и массивное тело баржи на Енисее ("Енисей". 1960), и заснеженная избушка в деревне Дулебино ("Деревня Дулебино. Зима". 1999), и причудливые скалы Чуфут-Кале ("Бахчисарай Чуфут-Кале". 1989) и величественные красоты фиордов Норвегии, горы Кавказа и Памира.

"Случайностей не бывает. Как фигура имеет анатомию, так и гора имеет анатомию. Дерево имеет свою анатомию", — утверждает Зураб Церетели. Эдуард Путинцев вскрывает в своих акварелях именно "анатомию" — не внешнюю "оболочку" натуры, а конструкцию, неповторимую внутреннюю структуру всего, что предстает перед его глазами, будь то здание, гора, Снежный бугор или дерево на фене неба. Чувство объема, плотности земли, камня, песка — "строительного материала" природы — свойственно ему как архитектору создателю материальных форм. Но Э. Путинцев обладает и тем, чем владеют далеко не все зодчие: чувством цвета, способностью воспроизвести тонкие градации оттенков, нюансы освещения. Он начинает работу над акварелью не с рисунка, а с цвета, берет основные цветовые отношения, заливает по влажной бумаге плоскости неба, воды, земли, силуэта здания и лишь потом прорисовывает, уточняет контуры, "доводит" детали. В этом методе есть что-то от графики "Мира искусства"; можно при желании отметить родство некоторых акварелей Э. Путинцева — таких, как "Испания. Прощай, Монсеррат" 1998 года, "Карелия, гора Сампо" 1994-го с акварелями И. Билибина. Но вообще творчество Э.Путинцева-акварелиста достаточно индивидуально, а индивидуальность эта проявляется не в технике, не в манере, строго реалистической, но в очень личном отношении художника к натуре.

"Случайностей не бывает. Как фигура имеет анатомию, так и гора имеет анатомию. Дерево имеет свою анатомию", — утверждает Зураб Церетели. Эдуард Путинцев вскрывает в своих акварелях именно "анатомию" — не внешнюю "оболочку" натуры, а конструкцию, неповторимую внутреннюю структуру всего, что предстает перед его глазами, будь то здание, гора, снежный бугор или дерево на фене неба.

Чувство объема, плотности земли, камня, песка — "строительного материала" природы — свойственно ему как архитектору создателю материальных форм. Но Э. Путинцев обладает и тем, чем владеют далеко не все зодчие: чувством цвета, способностью воспроизвести тонкие градации оттенков, нюансы освещения. Он начинает работу над акварелью не с рисунка, а с цвета, берет основные цветовые отношения, заливает по влажной бумаге плоскости неба, воды, земли, силуэта здания и лишь потом прорисовывает, уточняет контуры, "доводит" детали. В этом методе есть что-то от графики "Мира искусства"; можно при желании отметить родство некоторых акварелей Э. Путинцева — таких, как "Испания. Прощай, Монсеррат" 1998 года, "Карелия, гора Сампо" 1994-го с акварелями И. Билибина. Но вообще творчество Э.Путинцева-акварелиста достаточно индивидуально, а индивидуальность эта проявляется не в технике, не в манере, строго реалистической, но в очень личном отношении художника к натуре.

По одной акварели не узнаешь души мастера, но когда перед тобой разворачивается целая панорама его работ, ты незаметно втягиваешься в то состояние, которое всякий раз владело художником, когда он погружался в работу; вместе с ним приобщаешься, причащаешься той красоте, которая открылась восхищенным глазам первооткрывателя. Да, именно так: тысячи людей побывали у стен древних храмов Армении, посетили Самарканд и Ригу, прошли каменистыми тропами Крыма и Карелии, видели те же пейзажи, восхитились теми же памятниками древности, которые увидел и которыми восхитился Э.Путинцев. Но он, именно он, Эдуард Путинцев, открыл их для себя в первый раз и остановился, потрясенный, и отдался им до конца, до последней грани творчества, воспел, воссоздал, спроектировал как архитектор.