Из чего строить-то город! Неужели кирпичики самолетами с «континента» возить! Когда-то Володя Корнилов думал о пенопласта…
Побывали «архитекты» на Айхале. Геологи рылись в земных недрах, нашли известняк и песок. Из них можно «варганить» вполне «порядошный» силикатобетон – чудесный белый камень. И вот когда нашли вполне реальный материал для строительства, все стало на свои места. Только строители стали «бузить». Вилюйгэсстроевцы: «Лучше строить из железа или алюминия». Силикатобетон их пугал.
Тогда Нина Михайловна поехала ругаться персонально с начальником Вилюйгэсстроя. Были произнесены слова и душещипательные и не особенно приятные для слуха. Пришлось из ножен вынимать мечи. Разошлись непобежденные. Вопрос остался открытым до Москвы.
Уже позже Валера Захаров испросил отпуск. Все думали, что он поехал в солнечную Грузию, на си нее море. Оказалось, что он исчез, чтобы проехаться по силикатным заводам. «Молоток, Валера!»
«Архитекты» готовились к решающим схваткам.
Проект закончили. А подписали не все, кому было надо. Зато была подпись Галкина, директора института. Он был рисковым и вполне современным человеком. «Доверяй человеку!» - один из его главных принципов. Архитекторам он доверял, верил им. Подписи Бант и Галкина – это было совсем уж неплохо.
Проект сделали очень быстро. Недаром работали даже ночами. Осенью 1963 года его увезли на согласование в Магадан, в совнархоз. Проект прошел экспертизу, был согласован и... Более полугода пролежал в Магадане. О нем забыли...
Уехал Федоров. Путинцев после защиты диссертации вернулся для работы над другим комплексом – «Удачная». Женился Гермогенов, потом Захаров, а об Айхале все не вспоминали…
И превратиться бы им в «мэров бумажных городов», и уже кое-кто крестит их в институте прожектерами.
Но вдруг Мирный загудел, как улей. В спешном порядке красили облупленные стены домов, гигантские туалеты-бараки, маскировали мусорные ящики. Ждали высокое начальство. И вот оно прилетело. Мирный произвел на начальство удручающее впечатление.
— Это по вашему проекту строили город!
— Это не мы!
— Не вы?!
Сердитый, осуждающий взгляд.
— А что же вы—«руки в брюки»?!
— У нас есть проект принципиально нового города для Крайнего Севера.
Показали Айхал. Проект всего горно-обогатительного комбината тотчас же затребовали в Москву.
...И вот они, «архитекты», старые сибирские бродягй (бывалоче, и унты собачьи носили, и на охоту в тайге ходили, и спирт 96-градусный хлестали), шагают к старинному каменному особняку. Улица Пушкинская. Государственный комитет по делам гражданского строительства и архитектуры Госстроя СССР.
— Ну как, затюкают нас?
— Ничего! Будем защищаться.
Принимали их в самых высоких инстанциях. Министр СССР, ведущие зодчие, кандидаты наук. Похвальных слов в их адрес почти не произносили. Только делали замечания. Замечания, замечания, замечания... «Архитекты» приуныли.
Нина Михайловна Бант была самой опытной. Тертый она человек. Внушала:
— Не унывайте! Терпите! И работайте!
И «архитекты» засели за доработку, за «учтение» замечаний.
Мастерской в Москве у них не было. Тогда они сняли один номер в гостинице ВДНХ и еще абонировали проходной коридор в старинном особняке на Пушкинской улице, то есть в самом Комитете по гражданскому строительству и архитектуре. Благо коридор на последнем этаже был широк и светел, ибо выше его через гигантские стекла начиналось небо, то есть практически божеский Олимп был рядом, только захоти!
Но тут были новые осложнения. Обычным смертным командировка давалась только дней на десять. По специальному разрешению совнархоза ее могли продлить на два месяца. Не более.
А они по всем полученным замечаниям-примечаниям сидели уже третий месяц. Во-первых, им перестали присылать командировочные деньги из института. Во-вторых, они стали получать угрожающе страшные телеграммы оттуда же. Предлагалось срочно возвратиться, в противном случае им сулились всяческие кары. Вероятно, там, в Мирном, считали, что, попав в Москву, они, как обычные смертные - периферийщики, предаются разгулу.
Галкина в институте уже не было. Директором был новый человек, который их, «архитектов», попросту не знал. На телеграммы они не отвечали. Это, пожалуй, был лучший метод. Ну, а жить на что-то им все-таки надо было. К тому же они были не вполне современными чудаками и женились слишком рано. Значит, надо было еще помогать деньгами женам и уже народившемуся потомству.
Положение у них было аховое.
В 1960 – 1961 годах Эдуард Путинцев учился в королевском художественно- техническом колледже в Норвегии, изучал искусства, архитектуру, норвежский язык, ходил в гости к местным жителям и знакомился с бытом этой северной страны.
Жизнь норвежцев казалась ему уж очень спокойной, разморенной, уравновешенной. А люди -слишком безразличными ко всему, инертными. Чужое, в сущности, их не касалось. Для них главным в жизни было личное благополучие: «свой домик и своя машина». Вот и все. Путинцев скучал по России.
И вот сейчас, спустя два года, работая над проектом Айхала, он очень хорошо ощущал эту разницу между теми, кто жил там, в Скандинавии, в чужой стране, и теми, кто был рядом. Ребята иногда вкалывали по двадцать четыре часа в сутки, и не за деньги, а только за то, чтобы пробить, воплотить идею в жизнь. Что там деньги! Грозили вообще отчислить из института...